Крильон | Nishi-Notoro

1896 | Крильон | Nishi-Notoro

15 / 48  45.896434, 142.079191

Построен в 1883 г. в виде деревянной шестигранной башни.

В 1897 г. перестроен. На месте деревянной возвели каменную башню кирпично-красного цвета у одноэтажного каменного здания.

Установлен на мысе Крильон, являющемся юго-западной оконечностью острова Сахалин

Высота сооружения от основания 15 м.

Высота огня от уровня моря 48 м.

Дальность видимости 19 миль.

Оборудован радиомаяком, наутофоном и резервным огнем.

Маяк носит название мыса, являющегося юго-западной оконечно­стью острова Сахалин. Мыс впервые описан в 1787 году участниками французской экспедиции на фрегатах “Бус­ соль” и “Астролябия” и назван так ее руководителем Ж. Лаперузом в честь французского генерала Л. Крильона.
Мыс соединен с Сахалином перешейком, который настолько низок, что с расстояния в несколько миль мыс выглядит совершенно отделен­ным от берега и представляется в виде острова.
Хотя южная оконечность Сахалина расположена на параллели Крыма, климат здесь совершенно иной, и место это еще в конце про­шлого века считалось гибельным и пригодным только для поселения ссыльных. Причиной тому — холодное подводное течение из Охотско­го моря, омывающее остров и круто огибающее выдавшийся Крильонский мыс.
Резкие суточные колебания температуры приводят здесь к частым продолжительным туманам. Плавание в этом самом узком месте про­лива Лаперуза осложняется также рифом, тянущимся от мыса Крильон к югу и островом Камень Опасности, находящимся в 7 милях к юго-востоку от Крильона.
Лоция 1880 года советовала подходить к мысу Крильон только на рассвете и при ясной погоде, чтобы засветло успеть обогнуть его. Но для судов с небольшим ходом такой совет был бесполезен, так как при неблагоприятной погоде для прохождения пролива требовалось не менее суток.
В 1882 году Гидрографический департамент предложил главному командиру портов Восточного океана контр-адмиралу А. Ф. Фельдгаузену поставить на мысе Крильон “небольшой огонь в две лампы”. Для осмотра местности на Сахалин был командирован директор маяков Восточного океана капитан Корпуса флотских штурманов Казаринов. Он пришел к выводу, что огонь в две лампы мало принесет пользы — нужен хотя бы временный, но настоящий маяк.
Казаринов обратился к начальнику Корсаковского поста с просьбой выделить ссыльных для доставки леса и постройки маяка и служебных зданий и получил согласие на помощь при условии: “ввиду усиленного труда” увеличить за счет портов Восточного океана паек ссыльным “на 0,5 фунта мяса, 1 фунт хлеба с отпуском чарки водки и табаку”.
В 1883 году маяк начал действовать. Он был расположен на самой оконечности узкого полуострова и представлял собой деревянную шестигранную башню высотой 7,5 м вазоподобной формы. Катоптри­ческий осветительный аппарат из 15 ламп с рефлекторами, помещен­ный в двенадцатигранное фонарное сооружение, светил белым постоянным огнем на 13 миль. В окно, выходящее на остров Камень Опасности, было вставлено красное стекло. При маяке выстроили дом для служителей, склад, баню и погреб. На самой оконечности мыса для подачи туманных сигналов установили 20-пудовый колокол и пушку.
Местность вокруг маяка была пустынной. Ближайшие населенные пункты — селение Маука на берегу Татарского пролива и Корсаковский пост с тюремной сахалинской администрацией — находились в 130—150 верстах. Корсаковский пост являлся единственным местом сообщения маячников со всем остальным миром, да и оно было воз­ можно только летом на шлюпках по обширному заливу Анива (напря­мую около 60 миль) и, разумеется, только в хорошую погоду.
По берегу в Корсаковский пост вела лишь тропа, проходящая по скалам и обрывистым берегам у самого уреза воды. Ходить по ней было опасно: одно неосторожное движение — и можно было оказаться в болотной трясине или скалистой расщелине. Да и встреча с беглыми голодными каторжанами из Корсаковской тюрьмы, избравшими своим излюбленным местом для побегов дикие окрестности Крильонского мыса как ближайшего места к Японии, ничего хорошего не сулила.
Обслуживала маяк команда Сибирского флотского экипажа. В на­чале маячников было четверо, потом семь, а с 1885 года — одиннад­цать. Увеличение численности обслуживающего персонала было вызвано необходимостью защиты кладовых от набегов ссыльных ка­торжан.
Из-за отдаленности от портов никаких ремонтных работ на маяке не производилось, и он, построенный Казариновым наспех из сырого дерева, вскоре в условиях влажного климата стал быстро разрушаться.
Осмотревший по поручению командира Владивостокского порта в ав­густе 1889 года маяк капитан 2 ранга Греве докладывал:
“Все строения и башня имеют самый жалкий вид... требуют немед­ленной замены и ремонта. Непрерывные туманы и дожди господству­ ют в этой местности Сахалина. Башня покосилась, дожди проходят насквозь, фонарь продувается и протекает. Внутри башни сырость. Проветривать по неимению окон в нижнем ярусе невозможно. Во вто­ром ярусе нет оконных форточек. Маяк находится в самых дурных климатических условиях — со всех сторон ветер, туманы... Смотри­тель и служащие болеют... Огонь слаб, едва достает Камня Опасности. Чтобы определиться, надо подходить к самому берегу... Пока проходя­щие суда больше полагаются на термометр, чем на огонь, определяясь по разности температуры воды, характерной для этой местности” [34].
Видимо, командир Владивостокского порта контр-адмирал П. И. Ер­молаев усомнился в докладе Греве, и в 1890 году сам посетил маяк. Убедившись в необходимости его перестройки, он обратился с ходатай­ством в Гидрографический департамент и Морское министерство о строительстве нового маяка, отметив в дополнение к тому, что сообщал Греве, что “...стены в домах покрываются не только плесенью, но и гри­бами. Сильный холод в помещениях, не обитых изнутри досками и даже не проконопаченных... Жить при таких условиях прямо убий­ственно”.
Строительство нового маяка было включено в 6-летний (1892— 1897) план постройки и переоборудования плавучих и береговых мая­ ков на морях России, но начало работ затягивалось: возникли трудно­сти с набором мастеров и рабочих и доставкой их и материалов на мыс. Пришлось в решение этих вопросов вмешаться управляющему Мор­ским министерством, распорядившемуся направить на Дальний Вос­ток опытного инженера-строителя и хорошего администратора под­ полковника К. И. Леопольда с “исключительными полномочиями”.
Прибыв на Сахалин, Леопольд в первую очередь взялся за решение проблем, связанных со строительными материалами и наймом специа­листов. Из местных материалов пригодными оказались лишь песок, глина и бутовый камень. Лесной материал пришлось доставлять пароходом с Амура; кирпич и цемент — из столицы Японии — Токио; остальное — из Владивостока.
Рабочих в Корсакове можно было при содействии тюремной адми­нистрации найти из местных поселенцев, срок каторги которых истек. Но Леопольд счел этот контингент неблагонадежным, а потому для об­щих работ он привез из Владивостока корейцев и манзы, для столяр­ных и малярных нанял японцев, для сборки осветительного аппарата и установки сирены пригласил русских машинистов из числа отстав­ных матросов. И лишь к печным и кровельным работам он привлек поселенцев из Корсакова.
В планах Гидрографического департамента предполагалась по­стройка башни и служебных зданий из дерева, но Леопольд изменил это решение, полагая, что в условиях отдаленного мыса с его тяжелым климатом и возможными набегами каторжников целесообразнее все постройки сделать каменными.
Земляные работы по устройству площадки рядом со старым маяком начались в августе 1894 года, а каменные — в июле 1895 года. Строи­тельство велось только с мая до половины октября, так как остальное время было настолько холодным, туманным и ветреным, что рабочие все время болели, а помочь им из-за отдаленности и плохого сообщения с материком не было никакой возможности.
В 1896 году смотритель и команда матросов из 7 человек пересели­лись в новый каменный жилой дом, а весной 1897 года новый Крильонский маяк начал действовать. Главное гидрографическое управление Лоцманских заметках за 1897 год сообщило, что “На мысе Крильон, в широте 45°54' N и долготе 142°05' Е от Гринвича в двух кабельтовых от южной оконечности мыса, на возвышенности его, у края обрыва к перешейку и к стороне Татарского пролива находится маячная баш­ня кирпично-красного цвета с белым куполом, высотой 42 фута; огонь маяка на высоте 156 футов от уровня моря, постоянный белый с красным лучом в 20°, направленным на Камень Опасности... Пре­ломляющий осветительный аппарат 2-го разряда освещает горизонт вкруговую”.
Пневматическая сирена начала действовать 23 августа 1897 года. Она издавала равномерный громкий звук продолжительностью 4 се­кунды с перерывами в 45 секунд. Для приведения ее в действие исполь­зовались керосиновые двигатели и воздушные насосы, сгущавшие воздух до 5 атмосфер. Поскольку надежность пневматических сирен оставляла желать лучшего, рядом с ними почти всегда устанавливали колокол и пушку. Так это сделали и на Крильоне.
Во время строительства маяка, в 1895 году, контр-адмирал С. О. Макаров, бывший тогда командиром эскадры Тихого океана, на северо-западном обрыве мыса высек вековую марку для наблюдений за уровнем моря.
В 1902 году военную команду на маяке заменили на вольнонаем­ную. Первым невоенным смотрителем маяка был назначен отставной надворный советник Ословский.
В результате Русско-японской войны Россия потерпела поражение, и в соответствии с Портсмутским мирным договором от 23 августа 1905 года южная часть Сахалина отошла к Японии, и маяк находился в ведении этой страны до 1945 года. В этот период он назывался Ниши-Ноторо-Мисаки. В августе 1945 года Южный Сахалин вновь стал
русским.
После войны маяк капитально отремонтировали. В 1984 году был
построен новый восьмиквартирный дом, реконструировано маяч­но-техническое здание, подведены инженерные сети.
В настоящее время маяк светит белым и красным огнями, обеспечи­вая дальность видимости до 19 миль. При маяке имеются наутофон, колокол и радиомаяк.